— То самое. Алхимик никому не достанется.
— Тупая ослиная задница! Ты только что угробил треть своего выбора! Теперь слушай меня, сынок. Отключи движки и отдай мне Мзу. Взамен я обещаю, что никто из твоей команды не будет убит. Это вторая треть выбора, мальчик.
— А вы не обманываете? Дайте-ка догадаюсь, какой будет последняя треть.
— Не дури, сынок. Запомни, после того, как мы уничтожим тебя и твой игрушечный кораблик, новое тело получит только мадам Мзу. Тебе же достанется бездна, малыш! На весь остаток вечности! Послушай того, кто там был, — она того не заслуживает. Там нет ничего. Поэтому отдай нам ее по-хорошему, и я никому не расскажу о том, что ты прицепил Алхимику бетонные сапоги.
— Мистер Кирн, да вы еще и кретин!
— Верни Алхимика, мальчик. Я знаю, ты имеешь радиоконтакт с осой. Отзови ее обратно, или я прикажу команде открыть огонь!
— Если вы взорвете «Леди Мак», то вообще ничего не получите. Поразмышляйте над этим. Во времени я вас не ограничиваю, так что думайте, пока не надоест.
Джошуа отключился от канала связи.
— Сколько будет длиться это проклятое ускорение? — спросила Моника.
— Семь g? — спросил молодой капитан. — Это же ерунда.
Он увеличил мощность импульсных двигателей до полных десяти g.
Моника не могла даже стонать. Ее глотка сжималась под собственным весом. Какая нелепость! Легкие отказывались правильно дышать. Импланты укрепляли мышцы ее рук и ног, но не диафрагму. Еще несколько секунд — и начнется удушье. Держать Мзу под наблюдением не представлялось возможным. Приходилось доверяться Калверту и его экипажу.
— Удачи, — передала Моника. — Увидимся на другой стороне.
Бортовой компьютер сообщил, что она активировала свою ноль-тау капсулу. Джошуа остался с тремя членами экипажа, которые не искали убежища в стазисе. Это были Болью, Дахиби и, конечно, Лайол.
— Доложите о состоянии систем, — передал он своим помощникам.
Системы и корпус «Леди Мак» держались отлично. Но Джошуа знал, что корабль рассчитан на такое ускорение. Во время испытаний его разгоняли и до больших величин.
В семидесяти тысячах километров за ними два фрегата Организации ускорились до восьми g. Это был предел для их двигателей. Экипажи торопливо отслеживали все изменения ситуации и докладывали о них Оскару Кирну, особенно подчеркивая время до того момента, когда «Леди Макбет» могла стать недосягаемой для их боевых ос.
Впереди трех кораблей, направляясь к газовому гиганту, мчался рой из одиннадцати снарядов. Ни один сенсор в галактике не мог бы определить, какая из ракет несла в себе Алхимика. И это делало ее перехват невозможным.
Статус-кво держался около пятнадцати минут, прежде чем до Оскара Кирна дошла простая истина. Он понял, что Калверт и Мзу не собирались сдаваться в плен и уж тем более отдавать ему устройство. Взревев от бешенства, он приказал «Уршелю» и «Раймо» выпустить в «Леди Макбет» рой боевых ос.
— Нехорошо, — заметил Джошуа, когда сенсоры показали ему внезапный всплеск в инфракрасном спектре фрегатов. — Но тебе, кретин, не удастся навязать мне свое восприятие реальности.
Через восемьдесят девять секунд Алхимик должен был достичь атмосферы газового гиганта. Его программы управления создавали сложный энергетический узор, воспроизводя последовательность событий, которую задала Мзу. Как только эта последовательность начнется, активация займет две пикосекунды. Никаких визуальных эффектов не будет — просто поверхность Алхимика станет абсолютно черной. Конечно, физика, стоявшая за этой переменой цвета, была сложнее. Гораздо сложнее.
Когда он спросил Алкад о способе действия, она ответила:
— Я просто поняла, как комбинировать ноль-тау поле и технику энергосжатия, которую используют в узлах звездолетов для подпространственных прыжков. В последнем случае эффект как бы замораживается, если энергетическая плотность приближается к бесконечности. Вместо того, чтобы выбросить растровый узел из нашей Вселенной, вы создаете вокруг него зону сильно искривленного пространства.
— Искривленного пространства?
— Гравитацию.
Гравитация, если она достаточно сильна, способна отклонить даже свет. Она притягивает не только яблоко Ньютона, но и отдельные фотоны. В природе тяготение мощнее всего в сердцах звезд, чья масса достаточно плотна. При определенных условиях возникает сингулярность — черная дыра, притяжение которой неодолимо ни для материи, ни для энергии.
В своем активном режиме Алхимик должен был стать такой космологической бездной: все, что падало на его поверхность, уже никогда не могло вернуться. Оказавшись в поле его притяжения, электромагнитная энергия и атомы увлекались к поверхности ядра и сжимались до феноменальной плотности. Эффект нарастал по экспоненте. Чем большую массу проглатывала черная дыра, тем тяжелее и сильнее она становилась, увеличивая свою поверхность и наращивая скорость — поглощения окружавшей ее материи.
Если бы Алхимика погрузили в звезду, каждый грамм ее вещества со временем ушел бы за грань неодолимого барьера, который воздвигала гравитация. В этом и заключалось гуманное решение Алкад Мзу. Солнце Омуты не вспыхнуло бы и не разорвалось на части, выжигая волнами жара и радиации жизнь на планете. Вместо этого оно отдало бы каждый эрг своему ядру, сжалось до маленького черного шара и навсегда потерялось во Вселенной. Омута вращалась бы вокруг ничего не излучающей точки, и ее тепло медленно уходило бы в вечную ночь. В конце концов воздух стал бы настолько холодным, что сконденсировался и выпал бы снегом.